В каждом из нас происходит борьба – я думаю, в каждом. Мы все находимся на стадии выбора, какие-то вещи принимаем в себе, какие-то тормозим. Ну, скажем, даже то же курение – это не прибавляет здоровья, но тот, кто курит, прощает себе эту привычку. Или раздражение на что-то, или уныние. А уж о желании кого-то прибить я вообще молчу. Видимо, святость – это сознательный выбор служения человечеству, высоким целям, Богу. Преодоление искушений и выстраивание себя сообразно выбранному пути. Я читала, что Серафим Саровский боролся с собственным сквернословием, но трудно ему было. Когда приходили к нему на исповедь власть предержащие, матерился так, что у тех ноги подкашивались. А потом у Бога прощения просил за несдержанность свою, серчал на себя и молился. Путь к святости – это, прежде всего, победа над собой, умение подняться выше себя. Это внутренняя работа и личный долгий путь.
Для мамы же было всё очень естественно: не осуждать, не обижаться, помочь нуждающемуся, просто любить. Многие мои друзья плакали, узнав о горе в моей семье. Потому что они тоже любили её, а, казалось бы – ну какие могут быть завязки, не друг, не родня…
Я никогда не видела, чтобы мама унывала или ныла – вот сама я могла прийти к ней и поныть на все эти траблы. Мама говорила: «Бедный мой ребёнок…», обнимала и улыбалась светло. И пыталась что-нибудь посоветовать, но советы мне были не нужны, я и так всё знала, что делать и как выбираться. Мне нужно было просто поныть и повздыхать минут пять. А потом уже рассказать ей что-нибудь смешное. А она мне рассказывала, что интересного узнала за этот день, что прочитала или увидела во сне. Или над чем она сегодня думала. А думала она всегда о хорошем. Или о чём-то высоком. Она могла грустить о чём-то, но унывать или кого-то осуждать – никогда.
Расскажу эпизод.
Когда мама приехала из Наволок обратно в Иваново, уже с сестрой моей Ирой в животе, ей нужно было куда-то устроиться на работу, чтобы откуда-то уйти в декрет. Она ходила по школам, живота ещё не было видно, но, как честный человек, не скрывала, что уйдёт в декрет, и её, понятно, никуда не принимали.
Однажды она встретила свою институтскую знакомую Иду Григорьевну, та была завучем в 50 школе. И она коротко ей ответила: «Приходи завтра». Мама была очень благодарна и ей, и судьбе за эту счастливую случайную встречу.
Ей дали, по-моему 6 класс, и она начала вести историю. Но после ШРМ не очень ориентировалась, как работать с детьми. Однажды Ида Григорьевна зашла к ней на урок, села на задней парте, но через 15 минут резко встала и сказала маме, как школьнице:
– Сядь на моё место, я сама проведу урок, запоминай!
Взяла указку и начала вести урок. А мама сидела на задней парте, как двоечник, а дети с любопытством на неё оглядывались, но делать было нечего, мама и сама понимала, что ещё не очень умеет работать.
Потом она тихо плакала в учительской, в одиночестве – от унижения, от собственной несостоятельности… «Но вот что я вынесла для себя тогда, Маш… – сказала мне мама. – Я всё поняла. Ида просто научила меня работать, показала, как – и я ей была благодарна. Да, это был не очень правильный метод – поступить так со своей коллегой. Но я действительно всё поняла и сразу усвоила, и мои уроки стали совсем другими.
– Жесть! – воскликнула я. – А ты не обиделась на неё? Если бы со мной произошло такое, я бы, наверное, по-крайней мере высказала бы ей всё, что думаю о её педагогических приёмах.
– Нет. – легко ответила мама. – Она же не хотела мне зла, а совсем наоборот. Я потом подумала и увидела только положительные её мотивы, просто у неё другой характер. Просто она жёсткий человек, но все мы разные, судить не стоит.
Человек, который не умеет предъявлять претензий и обижаться, вырабатывает совсем другое отношение к жизни, и очень верное: «Всё, что со мною происходит, дано мне для того, чтобы меня чему-то научить. А, значит, к лучшему». Мама говорила именно так.
Она стала работать в 50 школе, была хорошим учителем, дети полюбили её, и она полюбила и детей, и коллектив. Но через несколько лет произошло вот что.
Одному человеку из гороно понадобилось место историка именно в этой школе, и поэтому нужно было кого-то уволить или перевести в другую школу, чтобы освободить место. Выбор пал на самого не умеющего защищаться, то есть на маму. (Удивительно то, что этот человек из гороно собирался уходить на пенсию, но чтобы пенсия была побольше, нужно было уйти туда из ШКОЛЫ, так как в гороно платили меньше, чем учителям).
Мама сопротивлялась, она не хотела покидать свой коллектив. Её вызвал к себе начальник гороно и пытался прийти к мировой, но мама в другую школу не хотела. И тогда он вздохнул и сказал, что всё равно переведёт её, у него нет другого выхода. И перевёл её в 33 школу.
Мама переживала, но только до того момента, пока не перешла порог 33 школы. Рассказывала она так:
– Когда я вошла в эту школу, на своё новое место работы… я вдруг поняла, что пришла домой. Мне всё в ней было родным, сразу. Я поняла, что именно здесь хочу работать, именно сюда я стремилась. В 50 школе мне тоже было хорошо, но здесь я испытала радость, сходную с ощущением счастья.
Спустя какое-то время начальник гороно опять вызвал маму к себе. Он испытывал перед ней угрызения совести и хотел ещё раз извиниться и приободрить её, но мама ему это сделать не дала:
– Вы знаете, – сказала она, – я Вам очень благодарна. У меня всё хорошо, я очень люблю свою школу.
Начальник весь засветился и начал жать маме руку, а она быстро попрощалась и ушла, и больше уже не встречалась с ним.
– Видишь… – сказала она мне задумчиво. – Жизнь снова доказала мне, что всё делается к лучшему.
