Спрашивает, как ты, что ты, когда был сороковой день по маме (маму он хорошо знал). Затем, практически без перехода, говорит загробным таким голосом:
– Маха, я ещё знаешь, почему звоню тебе? Случилось страшное.
Отбрасываю всякие мысли, думаю, что у него может случиться такого страшного?..
– Куванов, ты что, стал нобелевским лауреатом? – спрашиваю я.
– Я стал Членом. – гордо говорит доктор. – Уролог Куванов наконец-то обрёл своё истинное лицо.
– О, поздравляю! – обрадовалась я. – Так я же тебе рекомендацию-то писала!
– Вот именно. – говорит Куванов. – Теперь я член вот этой самой вашей писательской организации.
– Ну я тоже этот самый в этой самой. – утешаю его я. – Ничего, в общем, страшного.
– В общем, я издал книгу. – продолжает он. – В Питере. И меня даже пытались редактировать!
– Не могу себе этого представить! – смеюсь я. – Книга-то вышла?
– Вышла и пошла. – ответил писательский член или как его там. – И Ян даже наметил её презентацию. В последний вторник декабря, приходи в "научку", я вручу.
– Приду, лишь бы ёлок не было! – радуюсь я.
– Но я должен тебя предупредить. – строго говорит Куванов. – У меня нет ничего новогоднего, всё очень серьёзно.
– Что, и про снежинок нет? – удивляюсь я. – Ну какая поэзия без снежинок?!
– Ни про зайчиков, ни про белочек.
– А про Снегурку?
– Про Снегурку есть. – смеётся Куванов.
– Ну вот видишь! – радостно отзываюсь я. – А про зайчиков я тебе сама расскажу. И про белочек. По ролям.
– Ну, тогда жду!.. – весело отвечает доктор.
– Я тоже! – смеюсь в ответ я.
Попрощались.
Ну, слава Богу. Друзья живы, здоровы, книжки пишут, смеются в трубу. Значит, всё неплохо.
