День замирает и проходит мимо.
Ах, мама, что за мутная тоска!..
Невыразимо.
Невообразимо.
Но плакать и смотреть назад нельзя.
От этого не сделается лучше.
Ах, мне бы позвонить тебе, сказать…
Твой телефон отключен.
Обеззвучен.
Когда-нибудь, в каких-нибудь краях,
которых нет на глобусах и картах,
мы снова будем вместе – ты и я,
когда-нибудь,
когда-нибудь,
когда-то…
Снег разбросала по земле зима, я мчусь в такси простужено и дрогло,
мелькают фонари, летит дорога, и я как будто с ней лечу сама –
над снегом и уснувшею рекой,
над белыми полями и погостом,
и только слышу: «девочка, не бойся!»,
и мне уже не страшно и легко,
среди метели белой и снегов я повторяю про себя упрямо:
нет, мне не страшно, мне не страшно, мама,
я не хочу бояться ничего,
как в тот январский день под ветра вой, мы шли дорогой трудною и снежной,
и пели про оркестрик и надежду, и снегом был завален путь домой,
мне было пять –
уже или ещё? –
но ветер с ног сбивал меня напрасно – я маленький трубач, и я не сдамся,
и мне всё нипочём, всё нипочём!..
Туман уходит, медленнее бег…
И снег идёт всё призрачней и реже.
Вот боль моя – о жизни, о судьбе.
Вот жизнь моя – о боли и надежде.
Как долог и неясен путь домой…
Покрыто всё снегами вековыми.
Там, надо мною – белая пустыня.
И тихий свет откуда-то.
Живой.
