Приходит человек с гитарой, и заявляет с порога: нас, бардов, в России, только двое: я и Высоцкий. Но Высоцкого нет уже, я один остался.
Ну нет бы этому чудесному барду сразу бригаду вызвать, так ну что вы – приумолкли все, смотрят на него озадаченно. «Ну, спойте», говорят.
И тот тут же схватил ля-минор за горло, да как полилось!.. Вся река Волга издалека долго вылилась из его ля-минора.
Я не знаю, почему никто не умер. Песня лилась ровно сто тридцать пять часов. Потому что 20 минут песни, это не просто 20 минут. Это вы сами понимаете, что.
Крепкий народ раньше в КСП был. Закалённый. Выслушали. А затем устало так спрашивают: а, скажите, у вас все песни такие… протяжные?
«Да нет, конечно. – гордо отвечает бард. – Это я вам самую короткую спел. А сейчас я вам самую свою любимую спою».
«Нет, нет! – вскричали барды. – Подождите, вот председатель нашего клуба придёт, вы ей и споёте!»
Тут пришла Лида Ковалёва, председатель тогдашнего ксп – человек быстрых и окончательных решений. Она невозмутимо выслушала у единственного барда страны ровно полтора куплета и остановила эту волгу. «Всё ясно, – говорит, – достаточно». И ушёл бард обиженным и непонятым. И больше никто его нигде не видел и не слышал. Но, может, и сейчас где-то до сих пор «прослушивается» и по фестивалям ездит. Только песни стали ещё длиннее.
