Особенно полюбилось ему «Преступление и наказание». Я училась в школе по этой книге, она и так была весьма потрёпана. Как-то он до неё допрыгнул и выковырял, и под диван загнал, теперь на ней и когти ещё. Нет, Кутузов, ты не «тварь дрожащая». Да у тебя вообще уже всё хорошо.
…А книг, омойбог, их столько!.. Чехов 56 года. Чехов по подписке, 80-е. Маяковский, Паустовский, любимый Лермонтов, Пушкин – это уже члены семьи. Книги по театру, «Работа актёра над собой». Агата Кристи, Акунин, Улицкая. Анатолий Ким…
Гюго, Зощенко, Светлов, Пастернак, Булгаков.. Она знала каждую книгу, это было так важно. И со всеми дружила…
И море каких-то детективов, стихов разных авторов и прочей литературы, которую и непонятно уже, куда девать… Здесь же, на полке, и мои книги. Отстранёно думаю, что когда-нибудь кто-то так же будет разбирать чью-то библиотеку и, наткнувшись на мою книгу, сам себя спросит: ну и куда теперь всё это?..
...С одеждой ещё трудней. Что-то я уже раздала, а какие-то вещи не могу пока трогать. Слишком живое.
Здесь я плохо сплю. Нет, мне никто и ничего не чудится, так, иногда только будто скользнёт чья-то тень, да испарится в воздухе. Но мало ли теней бродит по дому вечером. Просыпаюсь с восходом солнца и начинаю думать, размышлять, и всё отчётливей видеть и прошлое, и настоящее. Как будто бы ты вырван из обычной жизни и стоишь в стороне, а жизнь идёт где-то там, за окном – а ты сидишь и смотришь, как она проходит.