Удивительной, мудрой, всё понимающей и знающей…
Меня просили рассказать о ней ещё. А мне и самой хочется рассказывать о Лене.
Меня очень многое восхищало в ней. Даже не знаю, как это объяснить...
Забота, щедрость, талант… Умение сопереживать и тут же отзываться…
Любить, понимать, принимать...
Это была её природа, её органика.
Она во всём была легка.
О смерти она говорила так: «Ну и что ж теперь?.. Все умрут. Кто-то раньше, кто-то позже, ну что об этом думать. Никто не избежит». И смеялась. И махала рукой, что, мол, неважно это и никто не знает, сколько и когда.
О людях: «Все мы разные. То, что хорошо для одного, для другого – никак». Её отношение к людям поражало.
Я помню, как мы ехали в машине, она за рулём, звонок. Ленка берёт трубку, слушает, затем отвечает: «Не беспокойтесь, всё будет хорошо. Я заеду к вам, завезу лекарства. Что нужно купить? Нет, удобно. Я как раз буду в вашем районе. Да, не волнуйтесь».
– Кто-то заболел? – спрашиваю я.
– Да, это… (называет имя). Помощница, она приходила убирать нашу квартиру. Пожилой человек, приехала из… (говорит откуда). У неё дочка болеет. И сама она сейчас… Давай заедем в аптеку.
Есть такая присказка: «И в этом она вся». Нет, она вся была не только в этом – она была во всём – вся.
Человек приходил убираться. И она уже знает, кто он, откуда, что его тревожит. Про семью и болезни. И старается помочь. И ни в каком «вашем районе» она не будет. Она поедет туда специально, потому что.. потому что она по-другому не умеет.
Был ещё такой случай, давно уже: одна из знакомых унесла из Ленкиной библиотеки книгу. «И что ты будешь делать, ты скажешь ей об этом?» – спросила я. – «Нет. – ответила Лена. – Она поступила не очень хорошо, но каждый человек должен иметь право сам осознать свои ошибки. По-крайней мере, мы всегда должны быть готовы дать ему этот шанс».
И через какое-то время это действительно случилось.
Кешман чувствовала людей и, если и ошибалась, то, наверное, редко. Она умела ценить людей и прощать.
Помню, как-то приехала к ней, а ей только что сняли гипс. «Вот, покаталась, называется!» – смеётся. И Феликс смеётся. Это они на роликах погоняли, И Кеша подвернула ногу, или что-то как-то там.
Они тогда жили, если я не ошибаюсь, где-то на преображенке, в хрущёвке на 2 этаже. Ветви деревьев можно было трогать прямо с балкона. Конец 90-х, кажется. Мы поехали с ней в книжный и накупили книг. Вернулись, Ленка показывает Феликсу: «Вот это я Машке купила, и вот это ещё…»
– А мне вот такую, а мне?! – восклицает Феликс.
– Да я и тебе куплю. – успокаивает его Кешман. – Там они есть ещё.
А мне эти книги потом очень пригодились. Кешман вообще умела дарить то, что пригождалось, никогда не делая подарков «для галочки». Она или знала, или старалась угадать, что тебе нужно.
Я сейчас смотрю на снимки тех лет, когда я её знала, и по фотографиям вижу, как она менялась: как становилась такой, потом такой… И как в последние годы стала седым красивым человеком – нет, не старым: красивым, благородным и седым. Несмотря на болезнь – очень красивое старение, лучистые глаза, всё тот же быстрый шаг, огромное тепло. Поэтому я почти не замечала перемен в её внешности – для меня она была всё такая же красивая и мало менялась. Так говорят про любимых людей: ты совсем не меняешься!.. Нет, наши любимые люди меняются. Но для нас они всё такие же, как и были. Потому что глаза, потому что открытость. Потому что любовь. А для любви времени нет.
Лена в Иерусалиме
Лена и Феликс
на форуме онкологических больных,
выступление
Лена
