Антонина Филатовна, ткачиха, д. Чертовищи
«…Сначала немцы избили бабушку за то, что она кормила партизан, а потом погнали по долгой дороге куда-то… Вот так мы шли и шли… А потом нас отбили партизаны и какое-то время мы жили в лесу. Затем немцы разгромили отряд и нас взяли в плен.
Нас пригнали в лагерь и развели по разным баракам: детей отдельно, матерей отдельно. Дети кричали, плакали, звали маму... Теперь нашим домом был барак, а кроватью – холодные нары, жили мы в бараках по 200-300 человек, буквально друг на друге…
Слово achtung мы понимали – это означало, что всем в шеренгу надо встать. Ещё мы научились говорить Guten Abend и делать реверанс. Одеты мы были в мешковины, на ногах – деревянные колодки. Наказания придумывались разные: пугали чертями, ставили на горох, за каждую провинность отправляли в бункер. Говорить по-русски запрещалось. Нас учили считать по-немецки и петь молитвы по умершим немцам. Каждый день на проверке мы твердили: «Гутэнморгэн, оберштурер фюрер» и при этом приседали.
В воскресенье можно было повидаться с мамой и мы очень ждали этого дня. Но потом…
Мы стоим у барака и видим, как наших взрослых куда-то ведут – то ли на расстрел, то ли сжигать – а там мама моя, бабушка моя… И мама кричит старшей сестре на прощание: «Тоню, Тоню береги!!»…
И я закричала: «маааама!.. маааама…», я и по ночам звала её всё время… Маму мне заменила моя старшая сестра – ей было 10, а мне 5, а я в деревне всегда с бабушкой на одной кровати спала, а тут на нарах, одна... И ночью я перебегала из барака в барак, через улицу – спать к сестре. А она меня рано утром будила, чтобы я успела перебежать к себе до проверки.
Нас всё время одолевал голод и страх, все руки были в наколках-цифрах – так вёлся табель сданной крови. Мы учили немецкий и всё время боялись, что нас побьют… Помню нары, параша круглая, вокруг которой мы сидим… Нас водили на прогулку вокруг здания парами, а рядом находился лагерь наших пленных солдат. Сквозь колючую проволоку мы видели, как издевались над ними, выгоняли раздетыми на мороз и заставляли выполнять команды «Лечь!», «Встать!», «Бегом марш!»
Не очень помню, сколько крови из нас выкачивали. Дети постарше, такие, как моя сестра, плели большие лапти, чтобы надевать на сапоги и ходить по снегу. Но про лагерь я больше помню, чем сестра – из старших детей столько крови выкачивали, что они были все сильно истощенны, жили, как в тумане…
В лагере были и дети, чудом уцелевшие в Освенциме и Майданеке – и здесь они умирали от холода, голода, болезней, издевательств, а также из-за большой скученности. Умирали и от рабской работы на окрестных полях. Дети работали по 12-14 часов в день, а суточный рацион заключенных составляли 150-300 граммов хлеба, наполовину состоявшего из опилок, и чашки супа, приготовленного из овощных отходов и листьев деревьев.
Возраст детей в лагере был сначала до 10 лет, затем до 14. Ежедневно лагерь поставлял немецкой армии ящики с ампулами детской крови. Особенно изнурённых детей, которые больше не представляли реальной ценности для вермахта, уничтожали.
Хорошо помню день нашего освобождения: старшие ребята прибежали к нам в барак и сказали, чтобы мы срочно брали одеялки, шлёпки – и скорее выбегали на улицу, потому что всё заминировано и сейчас нас взорвут – наступали наши войска и немцы срочно убегали, но перед этим хотели взорвать бараки вместе с нами… Мы быстро выбежали и спрятались в огромную воронку и сидели там, пока нас в ней не нашли танкисты. И потом нас везли в телячьих вагонах в Москву, где должно было быть распределение по детским домам. Сколько нам лет, определяли на глазок, а день рождения мы сами себе выбирали – сестра выбрала июнь, а мне захотелось в августе.
Я оказалась в Московской области, в Щелковском детдоме. Восемь лет там пробыла, семь классов закончила. И только уже спустя годы через Красный крест мы узнали с сестрой, что находились в концлагере Саласпилс, где и остались наши мама и бабушка...
Когда детям исполнялось 14 лет, они уезжали из детдома учиться в ремесленные училища или поступали работать. Моя старшая сестра уехала в Ивановскую область и устроилась на текстильное предприятие, попала в деревню Чертовищи. Жила в общежитии, выучилась в фабричном училище на ткачиху. Потом и я попросилась туда же.
Жизнь была непростая, но зато теперь я очень богатая: у меня трое сыновей, семь внуков и семь правнуков. Я такая счастливая!
Лет 20 назад немцы признали свою вину и стали оказывать нам помощь, давали свои марки… А у меня медалей много: награды ко Дню Победы, и на 75 лет тоже будут вручать. А я всегда участвую в таких мероприятиях, меня приглашают».
