автор: Victor Levenstein
О Петре Якире писалось много. Судьба его трагична. Он, как и я, потомственный зэк, я его не сужу, и в моём повествовании он сам рассказывает о начале своей жизни. Но вот перед соблазном внести лишний штрих в портрет сталинского любимца Льва Захаровича Мехлиса я не устоял.
Дело было Краснопресненской пересылке. Меня перевели в новую камеру, и в первый же день из воровского «кутка» на верхних нарах слез вниз и подсел ко мне, на корточках, как полагается вору, невысокий молодой парень с наколками на теле и всеми повадками блатного. Узнав, кто я, он обрадовался:
- Я с твоими подельничками в бутырской церкви чалился. С Шуриком Гуревичем и Юликом Дунским набздюм хавал (то есть – вместе кушал, дружил). Меня зовут Петька Якир.
- Якир? Якир был командующим Украинским военным округом. Расстрелян вместе с Тухачевским в 37-м году.
- Мой батя.
Петя рассказал свою историю. Рассказчиком он был неутомимым и вдохновенным.... Он рассказывал о жизни в особняке командующего в Харькове, а потом - в Киеве, о героических подвигах отца в Гражданскую войну, о том, что отец его был цыган, а мать - итальянка.
Он рассказывал о том, как мать испекла отцу перед его расстрелом любимый его пирог с вишнями, и ей разрешили передать пирог мужу, о том, как он, Петя, с детства, слушая рассказы отца, мечтал о подвигах, о том, чтобы стать героем.
В 37-м году, после ареста его отца и матери, Петя попал в детдом для детей врагов народа. Там его вскоре арестовали, по его словам, «за организацию контрреволюционной конной банды» (он сказал приятелям, что мечтает быть героем-конником, как отец).
Было ему тогда 14 лет.
Героями в лагере были блатные, воры-законники. Темпераментному мальчишке, воспитанному в духе беззаветного героизма, прямая дорога вела к малолеткам - воришкам, блатным мальчишкам - малолетним преступникам. Петя стал одним из них, прошёл все тяжкие: этапы, штрафные изоляторы, БУРы - бараки усиленного режима, отрицаловку, доходиловку.
В Петиных рассказах легенды об отцовских подвигах в Гражданской войне сплетались со сладостными лагерными воспоминаниями о чудом перепавшей лишней пайке на этапе, о нескольких счастливых днях в тепле и сытости в ОК – оздоровительной команде...
Когда срок его кончился и его освободили из лагеря, Пете было 19 лет. Шла война. В армию его, как бывшего врага народа не брали. Он решил проситься на фронт и приехал для этого в Москву.
В Москве он встретился со своими старыми приятелями - дочерями расстрелянных вместе с его отцом его друзей и коллег: первого заместителя наркома обороны, начальника генштаба Красной армии Тухачевского - Светланой, и командующего Белорусским военным округом Уборевича - Миррой, и сыном тоже расстрелянного заместителя наркома труда Аркадием Толстопятовым. Эти ребята приютили Петю в Москве, и он жил то у одного, то у другого из них.
Петя рассказал, что каким-то образом ему удалось добиться приёма у начальника политуправления Красной армии Мехлиса. Петя помнил, что Мехлис считался другом его отца и соратником по Гражданской войне. Петя сказал Мехлису, что кем бы ни считали его отца, когда его арестовали, Якир начинал свою жизнь героем Гражданской войны, и он, Петя, тоже хочет сражаться с врагом за Советскую родину, как и его отец.
Мехлис сочувственно выслушал Петю и спросил, с кем он встречается и у кого он живёт в Москве. Петя был рад рассказать о встрече со Светланой и Миррой - их отцы, ведь, тоже были героями Гражданской войны, и Мехлис их хорошо знал! Мехлис сказал, что подумает о том, что можно сделать, чтобы удовлетворить Петину просьбу, и известит Петю.
Прошло несколько дней и Петю, вместе со Светланой, Миррой и Аркадием, известили уже на Лубянке. Их арестовали, как участников антисоветской молодёжной группы, и бедный Петя получил второй в своей недолгой жизни срок - 8 лет исправительно-трудовых лагерей. Как видим, доносом на детей Мехлис не побрезговал.
На пересылке Петька Якир был фигурой колоритной. Руки его были в наколках. Вся повадка была блатная, воровская. Со всеми в камере он разговаривал на лагерной фене и свысока, как вор в законе, который может, когда время придёт, раскурочить любого фраера, то есть отнять у него всё, что он, Петя, пожелает.
Со мной он говорил хорошим интеллигентным языком. Учиться в школе ему довелось всего 6 лет, но в своих лагерных скитаниях Петя встречал много старых большевиков, знавших его отца. Они опекали Петю, он многому у них научился, так же, как и от блатных. Тюрьмы и лагеря стали его школой.
Я не знал, что в Петиных рассказах было правдой, а что - вымыслом, но с моим опытом общения с «органами» у меня были сомнения насчёт пирога с вишнями, и я знал, что командарм Иона Якир, его отец, был бессарабским евреем, а не цыганом. О своих сомнениях я помалкивал. Не мне было судить Петю. Он в моих глазах был несчастным мальчишкой, грубо брошенным из счастливого детства в сталинскую кровавую мясорубку.
Больше мы с Петей не встречались, но я знал, что во время своего второго лагерного срока Петя Якир встретил и полюбил свою будущую жену Валю и у них в лагере же родилась дочь Ирина, чудная женщина, участница диссидентского движения, жена барда Юлия Кима, чей отец тоже сгинул в недрах ГУЛАГа.
Петю ещё раз арестовали в 1972м, а его дочери достались и допросы на Лубянке, и постоянная слежка.
Мехлис вскоре после встречи с Петей стал министром государственного контроля. Ему удалось сыграть в ящик за несколько дней до своего шефа, в феврале 1953го, и быть похороненным в Кремлёвской стене.
