* * *
— Учитель, врач, актер — профессии от Бога! — вещает очередной чиновник.
Раневская вздыхает:
— Профессии-то от Бога, вот только зарплаты от государства…
* * *
— Среди молодых актеров половина по-русски не говорит, вторая не понимает.
* * *
— У нас в театре сумасшедшая конкуренция среди дураков и бездарностей. Думаю, не только у нас, и не только в театре.
* * *
— Хорошо сыгранная роль подобно зеркалу — в ней каждый увидит собственное отражение.
— А если не увидит, Фаина Георгиевна?
— Значит, либо сыграна плохо, либо весь спектакль проспал.
* * *
— Раньше в театре была окружена творцами, а сейчас натворившими…
* * *
Решается вопрос, как быть с молодым актером, который вовсе ничего не может:
— За год ничему не научился, ничего не добился…
Раневская решает заступиться:
— Зато самостоятельно!
* * *
Услышав в чьем-то выступлении, что этот чиновник от культуры быстро поднялся по карьерной лестнице на самый верх в министерство:
— Он не поднялся, он всплыл… Такие всегда всплывают.
* * *
На репетициях с Раневской иногда бывало невыносимо сложно. Полностью выкладываясь сама, она требовала этого же и от окружающих и, имея привычку не сдерживать эмоции, нередко оскорбляла тех, с кем работала. Кто-то привык и не обращал внимания, кто-то просто молчал, но были и те, кто обижался.
После одного из таких выпадов Завадский требует:
— Немедленно принесите извинения!
Раневская, еще не остыв от возмущения, фыркает:
— Примите мои оскорбления. — и демонстративно удаляется со сцены.
* * *
— Как прошёл спектакль?
— На «Ура!».
— Неужели? — сомневается приятельница, зная, что спектакль не очень удачный.
— Зрители кричали «Ура!», когда всё закончилось. – поясняет Раневская.
* * *
— Фаина Георгиевна, о чем задумались?
— У меня закралось подозрение, что нынешние актеры во фразе «души прекрасные порывы» полагают, что «души» — это глагол.
* * *
Начинающему актеру, который на сцене просто невыносим:
— Если не можете играть сами, не мешайте делать это другим! Лучше уйдите, мы ваши реплики между собой распределим.
* * *
О невыносимом режиссере:
— Нееет, он не последняя сволочь: за ним целая очередь.
* * *
О новом актере:
— У него на лице написана острая интеллектуальная недостаточность…
* * *
— Бездарности как сорняки — такие же наглые, крепкие и частые. И так же заслоняют солнце талантам.
* * *
Услышав о неудачном спектакле известного режиссера:
— С опытом даже провалы получаются качественней.
* * *
О режиссере:
— Он всегда хвалит себя вслух, а других – молча…
* * *
Марецкая философствует:
— С годами приходят мудрость и опыт…
Раневская театрально вздыхает в ответ:
— Только многих не бывает дома…
* * *
Прислушиваясь к зрительному залу:
— Жидкие аплодисменты подобны поносу — одно расстройство и жаловаться неприлично…
* * *
— Нелегка жизнь актера – чтобы сорвать аплодисменты, нужно посадить голос.
* * *
На профсоюзном собрании актёра ругают за пьянство:
— И, наконец, алкоголь разрушает семьи!
Раневская усмехается:
— А бывает, что создает…
* * *
— В этот театр больше никто не ходит.
— Почему?
— Туда невозможно достать билеты, всегда аншлаг.
* * *
— Сейчас режиссеры в театре как кошки: не нагадили, – и уже молодцы!
* * *
О знакомом режиссере.
Марецкая:
— Не могу понять, хорошее у него зрение или плохое. Он читает то в очках, то без них.
Раневская в ответ:
— Когда читает то, что написано автором — в очках, когда между строк — без очков.
* * *
Во время нудного собрания, где уныло говорят привычные слова о штампах и посредственности:
— Неправда, штампы и посредственность театру необходимы!
Труппа мгновенно оживилась:
— Зачем?
— Надо же знать, чего мы лучше.
* * *
Актёр сокрушенно читает вывешенный приказ о вынесении выговора:
— Но ведь вчера уже лично зачитали, зачем же нужно вывешивать на видное место!
— Голубчик, у нас только в любви признаются шепотом и на словах, а гадости обязательно громко и на бумаге.
* * *
На вопрос, чему посвящено предстоящее собрание:
— Назначению виноватых.
–?!
— Если провал есть, а виноватых нет, их надо назначить.
* * *
Раневская называла средства массовой информации средствами массового уничижения.
* * *
— Раньше актеры в театре служили, потом ролью жили, теперь роли играют, а скоро будут просто присутствовать на сцене. Навесят таблички: «Иванов», «Гаев», «Лопахин»…. а остальное зритель пусть сам додумывает.
* * *
Актрисе, фальшиво играющей роль Дездемоны:
— Милочка, вы сильно рискуете.
— Вы думаете, Отелло, войдя в раж, может задушить меня вполне искренне?
— Боюсь, и ража не понадобится, зрители просто не позволят ему схалтурить.
* * *
— У Завадского в театре были три сестрицы: Верка Марецкая — ткачиха, я – Бабариха, а Орлова хоть Гвидона и не родила, но по заморским странам всё время болтается.
— А почему вы-то Бабариха?
— Из-за жопы.
* * *
Глядя на то, как лихо выплясывает Вера Марецкая на сцене:
— А говорят, ведьм не существует…
* * *
После слов докладчика «…со всеми вытекающими отсюда последствиями…» громко добавляет:
–…и выдавливаемыми тоже…
* * *
— Извините, Фаина Георгиевна, но вы сели на мой веер!
— Что?.. То-то мне показалось, что снизу дует.
* * *
Сегодняшний театр — торговая точка. Контора спектаклей… Это не театр, а дачный сортир. Так тошно кончать свою жизнь в сортире….
* * *
Театр катится в пропасть по коммерческим рельсам. Бедный, бедный Константин Сергеевич.
* * *
"С этими «добрыми утрами» надо бороться, как с клопами, тут нужен дуст. Умиляющуюся девицу и авторов надо бить по черепу тяжелым утюгом, но это недозволительный прием, к великому моему огорчению. Все эти радиобарышни, которые смеются счастливым детским смехом, порождают миллионы идиотов, а это уже народное бедствие…
В общем, всех создателей «Веселых спутников» — под суд!
«С добрым утром» — туда же, «В субботу вечером» — коленом под зад! «Хорошее настроение» — на лесозаготовки, где они бы встретились с руководством Театра им. Моссовета и его главарем – маразмистом-затейником Завадским".
Раневская из письма к Глебу Скороходову
* * *
Я родилась недовыявленной и ухожу из жизни недопоказанной. Я недо… И в театре тоже. Кладбище несыгранных ролей. Все мои лучшие роли сыграли мужчины.
* * *
Как-то, уже будучи в преклонном возрасте, Фаина Георгиевна шла по улице, поскользнулась и упала. Лежит на тротуаре и кричит своим неподражаемым голосом:
— Люди! Поднимите меня! Ведь не каждый день валяются на улице народные артисты!
(по воспоминаниям Ольги Аросевой)
* * *
— Талант — это неуверенность в себе и мучительное недовольство собой и своими недостатками, чего я никогда не встречала у посредственности.
* * *
Я провинциальная актриса. Где я только ни служила! Только в городе Вездесранске я не служила.
* * *
Вы знаете, что такое сниматься в кино? Представьте, что вы моетесь в бане, а туда приводят экскурсию.
* * *
— Очень сожалею, Фаина Георгиевна, что вы не были на премьере моей новой пьесы, — похвастался Раневской Виктор Розов. — Люди у касс устроили форменное побоище! — И как? Удалось им получить деньги обратно?
* * *
— Я была вчера в театре, — рассказывала Раневская. — Актеры играли так плохо, особенно Дездемона, что когда Отелло душил её, то публика очень долго аплодировала.
* * *
Ну и лица мне попадаются – не лица, а личное оскорбление!
* * *
Бог мой, как прошмыгнула жизнь… я даже никогда не слышала, как поют соловьи.
* * *
В театре меня любили талантливые, бездарные ненавидели, а шавки кусали и рвали на части.
* * *
Воспоминания — это богатства старости.
* * *
— Говорят, что этот спектакль не имеет успеха у зрителей?
— Ну, это еще мягко сказано, — заметила Раневская. — Я вчера позвонила в кассу, и спросила, когда начало представления.
— И что?
— Мне ответили: «А когда вам будет удобно?»
* * *
Деньги съедены, а позор остался (о своих работах в кино).
* * *
Для меня всегда было загадкой — как великие актёры могли играть с артистами, от которых нечем заразиться, даже насморком. Как бы растолковать, бездари: никто к вам не придёт, потому что от вас нечего взять. Понятна моя мысль неглубокая?
* * *
— Жемчуг, который я буду носить в первом акте, должен быть настоящим, — требует капризная молодая артистка.
— Все будет настоящим, всё. — успокаивает её Раневская. — И жемчуг в первом действии, и яд — в последнем.
* * *
Жизнь — это небольшая прогулка перед вечным сном.
* * *
Жизнь проходит и не кланяется, как сердитая соседка.
* * *
Ну как же я завидую безмозглым!
* * *
Кино — заведение босяцкое.
* * *
Когда мне не дают роли, чувствую себя пианисткой, которой отрубили руки.
* * *
Кто бы знал мое одиночество? Будь он проклят, этот самый талант, сделавший меня несчастной...
* * *
Мне осталось жить всего сорок пять минут... Когда же мне всё-таки дадут интересную роль?
* * *
Молодой человек! Я ведь ещё помню порядочных людей... Боооже, какая я старая…
* * *
Ничего кроме отчаянья от невозможности что-либо изменить в моей судьбе.
* * *
Ну эта, как её... Такая плечистая в заду... (Раневская забыла фамилию актрисы, с которой должна была играть на сцене).
* * *
Одиноко. Смертная тоска. Мне 81 год... Сижу в Москве, лето, не могу бросить псину. Сняли мне домик за городом и с сортиром. А в мои годы один может быть любовник — домашний клозет.
* * *
Одиночество как состояние не поддается лечению.
* * *
Я всё поняла. Он умрет от расширения фантазии.
* * *
Оптимистами люди бывают от недостатка информации.
* * *
После спектакля Раневская, рассматривая цветы в корзине с письмами, открытками и записками, полными восхищения, печально:
— Как много любви, а в аптеку сходить некому…
* * *
— Птицы ругаются, как актрисы из-за ролей. Я видела, как воробушек явно говорил колкости другому, крохотному и немощному, и в результате ткнул его клювом в голову…. Ну всё, как у людей.
* * *
Спутник славы — одиночество.
* * *
Стареть скучно, но это единственный способ жить долго.
* * *
Старость — это просто свинство. Я считаю, что это невежество Бога, когда он позволяет доживать до старости. Господи, уже все ушли, а я всё живу. Бирман — и та умерла, а уж от неё-то я этого никак не ожидала!
* * *
Страшно, когда тебе внутри восемнадцать, когда восхищаешься прекрасной музыкой, стихами, живописью, а тебе уже пора… А ты ничего ещё не успела, а только начинаешь жить!..
* * *
Старость, это когда беспокоят не плохие сны, а плохая действительность.
* * *
Я — выкидыш Станиславского…
* * *
Я не признаю слова «играть». Играть можно в карты, на скачках, в шашки. На сцене жить нужно.
* * *
И я, в силу отпущенного мне дарования, пропищала как комар…
