Но сначала, собственно, о самом фигуранте дела.
Несмотря на то, что за любимую песню космонавтов «Я верю, друзья» (1960 г.) начинающий тогда литератор Владимир Войнович был обласкан Хрущёвым и принят в Союз писателей, в 1974 году из Союза он был исключён за правозащитную деятельность и за «антисоветский» роман «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина», первая часть которого была опубликована в Германии, а через несколько лет вся книга — в Париже.
В 1975 году Войновича вызвали для беседы в КГБ, где предложили издаваться в СССР, а для обсуждения условий пригласили на вторую встречу — в гостиницу «Метрополь».
В «Метрополе» в ходе диалога один из собеседников достал нераспечатанную пачку «Столичных», предложив Войновичу закурить. Войнович закурил и в какой-то момент почувствовал, что с ним происходит «что-то необычное».
«Мне кажется, я плохо слышу своего собеседника, переспрашиваю, напрягаюсь. Разговор явно идиотский, но я почему-то не пытаюсь его прекратить…» — вспоминал он позднее.
Войнович чувствовал себя всё хуже, и тут один из сотрудников (Смолин) , всплеснув руками, сочувственно произнёс, обращаясь к писателю: «Одного не могу понять! Ну было бы вам семьдесят лет, когда жизнь, по существу, закончена. Но кончать её в сорок три… Нет, этого я не понимаю!...»
Войнович вспоминал, что именно после этих слов он начал впадать в некую прострацию, время у него сместилось и всё стало расплываться – при попытке выйти из гостиницы он долго не мог попасть в стеклянные двери...
«Мне было плохо. У меня все болело: голова, сердце, ноги. Икры ног словно окаменели…. Я шёл, как глубокий и слабый старик, наклонившись вперёд и еле переставляя ноги», — описывал он свое состояние.
Доктор, к которому он обратился, подтвердил, что налицо признаки отравления, и посоветовал обратиться к токсикологу, предположив, что на него могли воздействовать чем-то «вроде ЛСД или аминазина». Как догадался сам Войнович, отравить его попытались с помощью сигарет, приметив эту вредную привычку во время первой встречи.
«До посещения доктора и после — всего приблизительно шесть дней — я чувствовал в себе последствия отравления. Шесть дней были круги под глазами, тяжесть и жжение, шесть дней я без всякой диеты худел», — написал он в своем расследовании «Дело №34840», которое провёл уже после возвращения в Россию из вынужденной эмиграции.
Установить правду писателю в начале 1990-х годов помог Сергей Шахрай, осуществлявший надзор за министерством безопасности в те годы, а доступ в архив своим распоряжением обеспечил первый президент Российской Федерации Борис Ельцин.
Вот что говорилось в документе, подписанным лично Андроповым:
«С учетом того, что Войнович скатился, по существу, на враждебные позиции, готовит свои произведения только для публикации на Западе, передает их по нелегальным каналам и допускает различные клеветнические заявления, мы имеем в виду вызвать Войновича в КГБ при СМ СССР и провести с ним беседу предупредительного характера. Дальнейшие меры относительно Войновича будут приняты в зависимости от его реагирования на беседу в КГБ».
Как оказалось, тот самый Смолин трудился начальником исследовательского отдела комитета госбезопасности, который занимался в том числе экспериментальными методами контроля над нежелательными советской власти элементами.
Вторым человеком, который участвовал в отравлении, оказался заместитель начальника Управления по экспорту и импорту прав на произведения художественной литературы.
Финальный аккорд истории с отравлением произошёл на международной конференции «КГБ вчера, сегодня, завтра». В кулуарах мероприятия бывшие сотрудники комитета госбезопаности рассказали писателю, что яды для таких случаев изготавливались на лаборатории №12 на 3-й Мещанской улице, а в ходе фуршета просили подписать им экземпляр Чонкина, первыми читателями которого многие из них стали «по работе».
«Что их туда привело? Слепая вера в идеологию (которую они путали с идеалами)? Романтика шпионской жизни? Цинизм? Карьерные соображения? Может быть, то и это, но многих, я думаю, вели туда просто преступные наклонности и возможность удовлетворять их без риска наказания». — писал Войнович.
Отдельного упоминания стоит и разговор Войновича с бывшим генералом КГБ Олегом Калугиным, который сообщил, что подобные средства (он их определил как «проходящие по разряду brain-damage») применялись комитетом неоднократно, и привёл в качестве примера ирландца Шона Берка, который помог вывезти в СССР работавшего на них английского контрразведчика Джорджа Блейка, организовав тому побег из тюрьмы.
«Шон Берк помог Блейку бежать из тюрьмы в Советский Союз и сам убежал вместе с ним. Но через некоторое время затосковал по родине и стал проситься обратно. Его долго уговаривали, чтобы он этого не делал, но он настаивал на своем. Тогда ему сделали brain-damage и отпустили. Пока он доехал до Англии, уже ничего не помнил», — поделился Калугин…
(По материалам «Газета.ру», сайта «Бессмертный барак» и повести В.Войновича «Дело № 34840»)
...........
Р.С. Как выяснилось, это были не первые опыты отравления ядохимикатами, КГБ их проводило уже в 30-х гг. двадцатого века -- сначала на заключённых, затем уже проходили операции по уничтожению неугодных граждан и "врагов страны"