Марина Цветаева
Из письма Цветаевой Вере Меркурьевой 31 августа 1940 года:
«Моя жизнь очень плохая. Моя нежизнь. …Обратилась к заместителю Фадеева — Павленко — вполне сочувствует, но дать ничего не может, у писателей в Москве нет ни метра… Обратилась в Литфонд, обещали помочь приискать комнату, но предупредили, что «писательнице с сыном» каждый сдающий предпочтет одинокого мужчину без готовки, стирки и т. д.— Где мне тягаться с одиноким мужчиной!
Словом, Москва меня не вмещает».
Сентябрь 1940 года
«Меня все считают мужественной. Я не знаю человека робче себя. Боюсь — всего. Глаз, черноты, шага, а больше всего — себя, своей головы — если это голова — так преданно мне служившая в тетради и так убивающая меня — в жизни. Никто не видит — не знает,— что я год уже ищу глазами — крюк, но его нет… Я год примеряю — смерть. Всё — уродливо и — страшно. …
Я не хочу — умереть, я хочу — не быть….
Доживать — дожевывать
Горькую полынь —
Сколько строк миновавших! Ничего не записываю. С этим — кончено».
(М. Цветаева, из записной книжки)
....Цветаева с сыном прибыли в Елабугу 17 августа 1941 года. Путь занял 10 дней, Мур писал, что спать приходилось сидя, в темноте и вони. Пока ждали прописки, ночевали в библиотечном техникуме. Цветаева сразу начинает поиски работы.
20 августа
Марина идёт в горсовет и приходит ни с чем, затем её вызывают в НКВД и предлагают работу, но она от неё отказывается. Сыну подробностей не говорит, на расспросы отвечает, что ей предлагали устроиться переводчицей с немецкого.
Мур в дневнике не развивает эту тему, на самом деле можно только догадываться, что на самом деле предложили Марине в НКВД и от чего она отказалась. Хозяйка слышала разговоры и ссоры сына и матери, но понять ничего не могла, так как они разговаривали на французском языке.
21 августа
Цветаева с сыном переезжает к Бродельщиковым, где им выделяют угол за перегородкой. Хозяйка вспоминала, что Марина каждый день уходила из дома на поиски работы, но везде ей отказывали.
«Ничего не умею делать, могу только посуду мыть». – говорила Марина с горечью. Мур пишет: «Настроение у неё… самоубийственное: «деньги тают, работы нет».
Марина хочет переехать в Чистополь, видит в этом вариант спасения – там живут писатели, там есть интернат, куда можно было бы пристроить сына.
24 августа
Цветаева едет в Чистополь, встречается с писателями, подаёт прошение о переезде
26 августа
В парткабинете Горсовета состоялось обсуждение, возможно ли разрешить Цветаевой и её сыну переехать из Елабуги в Чистополь. Цветаева стояла посередине кабинета и деревянным голосом объясняла, почему ей необходимо жить в Чистополе, где она просит устроить её на работу судомойкой.
Затем она вышла из парткабинета и, прислонившись к стене и едва не падая, ждала, каким будет решение.
К ней выбежала Лидия Чуковская, которая изо всех сил пыталась Цветаевой помочь, чем может, и начала успокаивать её, что всё будет хорошо. И, действительно, несмотря на то, что писатель Тренёв утверждал, что Цветаева недостойна жить в Чистополе, большинство проголосовало за то, чтобы разрешить ей переехать.
Сразу же на половинке листка, вырванного из школьной тетради, Цветаева пишет заявление:
"В Совет Литфонда
Прошу принять меня на работу в качестве судомойки в открывающуюся столовую Литфонда.
М. Цветаева.
26-го августа 1941 г."
Попасть на это место было непросто, так на него претендовало уже несколько человек, но главным было то, что столовая открывалась только в ноябре. А что делать до ноября, как жить?..
– Скажите, почему вы думаете, что жить ещё стоит? ...Да разве вы не понимаете, что все кончено! Я раньше умела писать стихи, но теперь разучилась. – сказала она Лилии Чуковской перед отъездом обратно в Елабугу.
И Чуковская запишет в своём дневнике: «... дело плохо. Так было с Блоком... незадолго до смерти».
Цветаева возвращается в Елабугу в смятении и не понимает, нужно ли ей отсюда уезжать, хоть разрешение и получено.
30 августа
Мур в дневнике записывает: «Мать… совершенно не знает, оставаться ей здесь или переезжать в Чистополь. Она пробует добиться от меня «решающего слова», но я отказываюсь это «решающее слово» произнести… Пусть разбирается сама»…
(За два прошедших года возвращения на родину Цветаева пережила арест дочери и мужа, стояние в тюремных очередях, собирание скудных посылок, унижение. Она страшно боится за сына, боится навредить ему своей меткой жены белогвардейца и матери врага народа. В писательской среде она тоже была чужая, критики разносили её стихи, как чужеродные советскому читателю. Даже Мур писал: «…стихи матери – совершенно и тотально оторванные от жизни».
Не писать Цветаева не могла, но и писать не видела смысла. «Кому теперь нужны мои стихи?» – говорит она и решает: «Я своё написала, могла бы ещё, но свободно могу не...»
«Сколько строк миновавших! Ничего не записываю. С этим – кончено».)
Её было трудно узнать, в 48 лет она выглядела, как старуха – тот, кто её запомнил, описывал Цветаеву так: бледная, даже серая, с затравленными глазами, в беретике, из-под которого выбивались седые волосы…
31 августа
Записано со слов квартирной хозяйки: «Она (М. Цветаева) казалась старой и некрасивой… Одета была неважно… Дома всё время носила большой фартук с карманом — так в нём и померла…»
….«Всех в тот день погнали аэродром чистить. Вместо Цветаевой сын пошел. Первой домой вернулась хозяйка. В сенях наткнулась на стул и удивилась: зачем тут стул? А подняв глаза, увидела повесившуюся квартирантку».
Похоронили её 2 сентября на Елабужском кладбище — по словам квартирных хозяев на похоронах никого не было. Точное место захоронения — неизвестно….
Впервые панихида в храме по Марине Цветаевой была совершена 31 августа 1991 года в день пятидесятой годовщины её кончины. Панихида состоялась в храме Вознесения Господня у Никитских ворот в Москве.
По канонам Православной Церкви этот обряд не совершается над самоубийцами, но благодаря ходатайству протодиакона Андрея Кураева для Цветаевой было сделано исключение из правил: Андрей Кураев собрал множество документов и доказал, что это было доведение до самоубийства поэта государством, и что для этого государством были созданы все условия.
< > < >
…Марина хотела быть похороненной в Тарусе, она очень любила этот город. Там, в Тарусе, росли два дерева, их так и звали – Ася и Марина. Вскоре после смерти Цветаевой её дерево Марина начало сохнуть и через какое-то время погибло. Жители говорили, что дерево никто не трогал и ни кору, ни корни не повреждал….
* * *
— Если я человека люблю, я хочу, чтоб ему от меня стало лучше — хотя бы пришитая пуговица. От пришитой пуговицы — до всей моей души…
* * *
— Мне плохо с людьми, потому что они мешают мне слушать мою душу или просто тишину.
* * *
— Если эта зима пройдет, я действительно буду сильна как смерть — или просто — мертвая.
* * *
— Высшая жертва — скрыть, что это — жертва.
* * *
— Главное понимать – мы все живем в последний раз
* * *
— Влюбляешься ведь только в чужое, родное — любишь.
* * *
— Шутим, шутим… а тоска всё растёт, растёт…
* * *
— Любить — значит видеть человека таким, каким его задумал Бог и не осуществили родители.
* * *
— Встречаться нужно для любви, для остального есть книги.
* * *
— Самое лучшее в мире, пожалуй, — огромная крыша, с которой виден весь мир…
* * *
— Грех не в темноте, а в нежелании света.
* * *
Не стыдись, страна Россия!
Ангелы — всегда босые.
* * *
Императору — столицы,
Барабанщику — снега…
(Марина Цветаева)
