mahavam

Одним из организаторов и первым почетным председателем общества «Мемориал» был академик Андрей Сахаров. «Я убежден, что идеология защиты прав человека – это та единственная основа, которая может объединить людей вне зависимости от их национальности, политических убеждений, религии, положения в обществе …» (Андрей Дмитриевич Сахаров).

< >

Мария Дубнова, журналист, автор книги «Танки в Праге, Джоконда в Москве. Азарт и стыд семидесятых» (Маша и Аркадий Дубновы мои старые друзья, они подарили мне эту книгу, которую написали вместе — я прочитала её на одном дыхании). В своей статье она пишет о сегодняшнем и вчерашнем дне, прочитайте, это важно:

" Серьезный протест сегодня – это готовность сесть и тем самым покалечить всю свою семью, иллюзий нет, про швабры под видеорегистраторы все знают теперь.
Петиции, статусы, сменить аватарку на Мемориал со свечкой – это хорошо, это правильно, но эффективность та же, что у выразительного взгляда вслед бандиту. И как потом вернуть собственную фотографию? Мол, всё, проехали, живем дальше?
Для нашей книжки «Танки в Праге, Джоконда в Москве. Азарт и стыд семидесятых» я разговаривала с Юрием Львовичем Фрейдиным и Еленой Михайловной Сморгуновой. Было это во второй половине девяностых – да, мы долго искали деньги на публикацию, сама книжка вышла в 2007-м, – тогда еще не было нормального интернета, и я толком не знала, на чью кухню меня привела судьба: телефон ЮЛ и ЕМ дал отец моей подруги и одноклассницы – Леонид Леонидович Касаткин.
Ниже – фрагмент нашей беседы, и боже мой, какая тоска снова примерять это на свою жизнь. И главное – зачем, когда мир открыт, и у детей столько возможностей…

«Ю.Ф. Было понятно, чего бояться, за что сажают, за что выгоняют с работы.
И за что не выгоняют.
Каждый знал свой край.
С работы (не со всякой) выгоняли за подписание писем, если потом эти письма были опубликованы. Сажали за распространение материалов, было известно, что сколько стоит. Дороже всего стоил «Архипелаг». Если ночью тихонько все читаешь, и никто этого не знает, — не выгоняют. Но ты все равно боишься. За МХГ сажали, за «Инициативную группу» и фонд Солженицына — сажали. За редактирование и составление «Хроники» — сажали. Сажали тех, кто себя объявлял. Но было много людей, которые принимали участие во всех этих делах, но которые были не готовы к таким жертвам.

Е.С. Людям, которые себя объявляли, нужно было очень много людей, которые были неизвестны. Без них невозможно было ничего сделать.

Ю.Ф. Правозащитники были членским билетом всей интеллигенции в целом. Достоевский писал, что если на Страшном суде спросят: «Что ты хорошего сделало, человечество?» — оно предъявит Дон-Кихота. Круг сочувствующих правозащитникам был чрезвычайно велик, и сами правозащитники заботились о том, чтобы сочувствующие не стали жертвами. У кого дома дети, у кого — родители, внуки...

Е.С. Все были порядочные люди, и все были свои. И никаких «лес рубят — щепки летят», ни для кого друзья не были щепками.

Ю.Ф. Как не было принципа «Создам воронку, всех затяну». Это было исключено. Можно было, не рискуя, пойти пятого декабря на Пушкинскую площадь: максимум, вас бы переписали в милиции. Мы приходили и стояли без шапки. Нужно было снять шапку, и сразу становилось понятно, что вы не просто мимо проходите или ждете кого-нибудь. Или 30 ноября, в день политзаключенных. Это был Кронидов день. Можно было прийти к друзьям на обыск. Туда всех пускали, но никого не выпускали. И можно было прийти и пробыть там и пять, и десять часов, пока не кончится обыск. Люди передавали информацию по цепочке и приходили поддержать. На кухне пили чай или чего покрепче, или наблюдали, чтобы ничего не подсунули: тогда могли валюту подложить.

Е.С. Были удивительные, особенные дети. Мы знаем, как девочка пяти лет, дочка, попросилась погулять на улицу и пошла по разным знакомым: «Не приходите к нам, у нас обыск». — «Тебя послали?» — «Нет, я сама». — «Ну зайди, чай попей». — «Нет, мне надо еще к другим».

Ю.Ф. Можно было собирать деньги на политзаключенных. Знали людей, которым можно было отдать. Но если узнает партбюро, то это было нехорошо.

Е.С. Можно было писать в лагеря. Оттуда можно было писать в разрешенные дни (раз в две недели, в месяц). Но туда можно было писать... "