И он не знал, в какой стороне искать её, на каком вокзале.
В ней затаился такой испуг, что не было сил говорить и спорить.
Она от него сбежала на юг, где нет его, и есть много моря.
А он бежал от неё туда, в себя, поглубже, в свои пределы.
Но там такая жила беда, там ныло сердце и всё болело.
И он срывался опять в свою пропасть и не понимал, жив ли.
И он твердил: ненавижу юг, квадраты и глагольные рифмы.
И он то в небо её смотрел, то в параллельное шёл пространство.
И он держал себя, как умел, за всё, за что ещё мог держаться.
А она заныривала в волну, писала маме, что всё нормально.
А ночью трудно было уснуть, а иногда совсем не реально.
Ну разве можно меня дробить вот так на части?.. – он думал нервно.
И вновь не решался ей позвонить, а она никогда не звонила первой.
И она по ночам открывала окно, ей всё казалось, что душно в доме.
И только твердила: мне всё равно, я ведь уже поменяла номер.
А он, решившись, потом звонил, сжимая трубку рукою слабой.
Потом горстями лекарства пил, и что-то ещё, и валился на пол.
И выл, и всех отрицал вокруг, и всё ему было неинтересно.
А она погружала свой север в юг, но всё равно не могла согреться.
Четыре, три, два, один, прыжок. Сиди на месте и не брыкайся.
Тебе удался побег, дружок. И ей, по-видимому, удался.