Мне было так больно, что не было сил оставаться
нигде, ни за что, будто кто-то по умыслу злому
весь мир изменил и меня заставлял изменяться -
о, как я желала хотя бы какого-то знака!.
О, как я хотела хотя бы во что-то уткнуться!
Хотя бы в дворовую, вечно-больную собаку,
которой костей приносила я каждое утро,
но не было Рыжей, все спали на свете, все спали,
все в мире не знали, зачем я, куда и откуда,
и кто, кроме неба, мог видеть и слышать печали,
которые рвали, которые были повсюду,
о, как я бежала!.. о как разгребала руками
и лето, и мысли, и воздух поганых вокзалов,
о, как я хотела, чтоб мне отвечали стихами!..
не речью – стихами – тогда бы я всё понимала,
но мир отвечал междометьями, паузой, бранью,
мир НЕ ОТВЕЧАЛ, мир навеки в себе растворился,
как будто таблетка в гранёном и мутном стакане,
которая тоже наполнена страхом и смыслом…
…Уткнувшись во двор, непонятно в какой, сев на землю,
я плакала, будто дитя, потерявшее кровлю.
Ко мне подошли две старушки, два ангела ветхих,
и молча меня согревали далёкой любовью…
Не пели и не утешали, стояли в печали,
я им говорила стихами, мне так было проще….
И, кажется, что мне стихами они отвечали,
и, кажется, что они ждали меня этой ночью…
Всё правда, мой друг – я давно не умею другого.
Что было короче – то стало сильнее и чаще…
Что старость - ты скажешь?.. Боюсь признавать это слово.
А я не боюсь. Я боялась. Теперь всё иначе.