- А твоя клякса на что похожа?..
- Моя пока на кляксу… Вот щас я её, щас… - шёпотом ответил Серёга и потер свежую кляксу пальцем, дорисовав ей хвост и голову.
– А твоя?.. – поинтересовался он.
- Моя на фашиста.
- Правда?… - изумился Серёга. – А давай в него стрелять!..
Мы увлечённо начали тыкать в «фашиста» ручками, тихо издавая звуки выстрелов. «Пиу!» «Ты-дыщ, ты-дыщ!» - увлеченно стреляли мы, практически, побеждая.
- А некоторые пришли в школу не учиться, а безобразничать. – раздался металлический голос откуда-то сверху. Это был самый страшный голос на свете – голос нашей первой учительницы…
- Посмотрите, на кого вы похожи! – осуждающе продолжила она. – Немедленно идите в туалет и как следует вымойте руки!..
Мы с Серёгой вышли в коридор и сели на подоконник.
- Вообще-то советские танки лучше немецких. – констатировал он, разглядывая свою фиолетовую ладонь…
…Эх, возможно ли объяснить сегодняшним детям, что такое деревянная парта со специальной лункой для чернильницы, дореволюционного образца парта с хлопающей крышкой и с наклонной поверхностью, по которой скатывается карандаш, как всё твоё детство в начальной школе…
А наши автоматические перьевые ручки со строго фиолетовыми чернилами, которыми так интересно устраивать с соседом соревнование, смыслом которого является точное попадание чернильной каплей в сделанную из тетради мишень путем резкого сжатия у ручки резинки!..
А эти промокашки, вечно выпадающие из тетрадки и лежащие где-то под партой с отпечатками следов от ботинок!.. А мел у доски, который Колька Воронин втихаря тырит и ест на переменах, отчего лацканы пиджака и весь его рот всегда белые!..
Впрочем, мел в современной школе ещё остался и, возможно, его тоже кто-нибудь подъедает между уроками…
- Серёг, а пошли во двор! – предложила я. – Поиграем там. А то тебя после школы опять не выпустят…
Серёга грустно посмотрел на меня и помотал головой:
- Не, не могу… Скоро мама за мной придёт… Что скажет мама?..
Мама Серёги Кулакова мыла в нашем доме подъезды и я не знала, умеет ли она вообще говорить. Она ходила в синем ситцевом платочке и всегда смотрела себе под ноги, наверное, думая, где и что ещё можно помыть. По словам Серёги, его мама очень гордилась тем, что записала его в самую престижную школу города с английским уклоном, да ещё и к заслуженной учительнице, самой лучшей учительнице школы!.. У мамы на Серёгу были большие надежды – в этой школе у всех родителей были на детей большие надежды, поэтому их везли сюда со всех концов города – нам-то с Кулаковым просто повезло, потому что мы жили через дорогу от знаменитой школы и попали сюда «по месту жительства».
Папы у Серёги не было, у меня тоже, а вот Вовке из пятого подъезда было чем гордиться – его папа сидел в тюрьме и на руках у него были вооот такие татуировки, и все мы Вовке немножко завидовали – с таким отцом ничего не страшно, такой и гвоздь кулаком в стенку вобьет, если надо.
- Может, в класс пойдём? – нерешительно предложил Серёга.
Встречаться снова с Нинель ужасно не хотелось, но другого выхода всё равно не было – мы тихонько постучали в дверь, вошли и застыли перед грозными очами учительницы.
- Покажите руки. – твердо сказала она и затем, несколько удивленно, спросила: - Вы что, их не мыли?..
- Мыли. – соврала я. – Но там мыла не было.
– Что, сразу в обоих туалетах не было?.. – спросила Нинель. – Интересно, куда же оно пропало? ..
«А его Воронин съел» - крутилось у меня на языке, но я посмотрела на Воронина и решила промолчать – а вдруг Нинель поверит и отправит Воронина к доктору для укола от отравления мылом?.. Воронина было жалко – из нас уколы никто не любил.
(В детстве я вообще много врала. Говорить взрослым правду было так же опасно, как ходить по стройке без каски – в любую минуту на голову мог свалиться кирпич).
Серёга густо покраснел. Он от этого мира защищаться не умел вообще, хоть и бил фашистов даже лучше, чем я. А ещё он рисовал коней. Цветных коней, самых лучших коней на свете рисовал мой дружок Серёга. И у него даже кляксы были похожи на коней.
- Садитесь на место. – разрешила Нинель, так как наши руки её больше не интересовали. – Но на перемене я вас рассажу, – продолжила она строгим голосом. – Вы друг другу только мешаете, а в школу приходят за знаниями. А вы непонятно, зачем сюда приходите.
Серега вздрогнул и пригнул голову, я сжала зубы – рядом с нами опять разорвался снаряд и война продолжалась.
…Теперь мы сидели по одному, каждый на своей парте – сидеть рядом с кем-то мы, видимо, были недостойны и могли помешать сосредоточенному старанию одноклассников вписать в клеточку кружочек или, скажем, вывести букву «А». Наши одноклассники через одного были детьми уважаемых в городе людей (как говорила моя бабушка – «детьми богатых родителей») и привозили их сюда из совершенно разных районов. И на День учителя мы с Кулаковым притащили Нинель какие-то глупые гладиолусы, тогда как родители наших одноклассников, кроме роз, подарили ей набор серебряных ложек. (Об этом я опять же узнала из разговора мамы и бабушки, которые не умели ни доставать такие подарки, ни дарить, а, главное, не знали, откуда взять столько денег).
А мы с Серёгой оказались не просто двоечниками, наши тетрадки были утыканы красными КОЛАМИ, и только по чтению я имела пятерку – тут уж Нинель деваться было некуда, но всё равно мы с Кулаковым считались «неспособными» и «неорганизованными» детьми. Все способные и организованные грызли гранит науки, а мы с Серёгой довольно часто проводили время за дверью или стояли в углу. Почему-то именно такой способ обучения Нинель считала для нас самым приемлемым.
Ближе к Новому Году мои родители обнаружили у меня явные изменения в здоровье – я стала плохо видеть, ухудшился слух, иногда дрожали пальцы.
- Я советую вам перевести ребенка в другую школу, - сказала, осмотрев меня, наш районный педиатр. – Все симптомы проходят явно на фоне нервного стресса.
Мама немедленно забрала меня из престижной школы и перевела в свою, отдав «в руки» самой доброй учительнице (сама она вела только у старшеклассников). В маминой школе здоровье моё полностью нормализовалось и оценки стали только хорошими – единственное, о чём беспокоилась мама, это то, что я слишком долго сижу над задачами – все уже сдали тетрадки и ушли на перемену, а я всё сижу.
- У вашей девочки странная особенность выполнять задания, - сказала маме моя новая учительница Надежда Сергеевна. – Она сидит и смотрит по сторонам почти до самого звонка, как будто ждёт сигнала. И вот когда прозвенит звонок, она остается одна в классе и всё решает правильно. Ей, главное, не мешать и иногда гладить по голове.
А в третьем классе меня перевели в новую школу, потому что мы переехали –там мне с моими «особенностями» было довольно трудно прижиться, но уже не так страшно…
Мои родители, забирая меня из английской школы, убеждали маму Серёги Кулакова последовать их примеру, потому что у Серёги были совершенно такие же симптомы, как и у меня, да ещё и голова начала болеть. Но Серегина мама их не послушала и он остался учиться там же.
Вскоре Серёга очень сильно заболел и в школу ходить уже не мог, и врачи прописали ему домашнее обучение. Учить Серегу на дому ходила железная Нинель. В конце учебного года Серёгу парализовало и его увезли в какую-то специальную больницу. Больше мы с ним не виделись никогда…
…От Серёги Кулакова у меня осталось несколько рисунков с его конями, которые висели у меня над столом, пришпиленные иголкой. Но они остались там, на стене старой квартиры – в самый последний момент я забыла их снять со стены и забрать с собой...