- Ага, а если родится мальчик, я настаивала на имени Бегемот. – ответила я. – Вот так появляются мифы о моей неадекватности.
…Уж сколько лет мы не живём вместе с отцом детей, но мой образ всё не даёт ему покоя. Возможно, это какая-то попытка оправдать свой уход из семьи, дать понять окружающим (и детям в том числе), что жить со мной НОРМАЛЬНОМУ человеку невозможно и даже опасно. Говорю без обид, но в некотором недоумении: я-то о нём слова плохого не сказала, говорила только, что мы слишком разные и наша общая миссия свелась к воспроизведению двух детей, и этого вполне достаточно. Ни дома не построили, ни дерева не посадили, из всего совместно нажитого имущества – кассетный магнитофон «Сони» и несколько полок в кухне и туалете (под одной из которых, кстати, я чуть не отдала концы: стирала пелёнки в ванной и вдруг услышала Алискин крик – выбежала, никто не кричал, Алиска спала как ангел – и в это время аккурат на то место, где я только что стояла, согнувшись - грохнулась полка с краской)
Почему мы, такие разные, оказались вместе – ну судьба значит. Он говорил, что никогда в жизни не встречал таких людей, как я – вот его и переклинило. Со мной никогда не было скучно. Я много знала. Мы вместе катались на скейте и танцевали брейк. О том, что я что-то там ещё и пишу, он узнал далеко не сразу – просто об этом как-то не заходил разговор, это потом друзья мои ему рассказали.
Мой будущий муж во время знакомства со мной делал какие-то не логичные выводы: так, когда я ему пожарила колбасу на кусочке хозяйственного мыла (до сих пор не понимаю, как я перепутала масло с мылом), он сказал: «тебя нужно спасать, ты пропадёшь». И я весело с ним согласилась.
Когда он сказал: «Ты каждый год будешь у меня рожать и забудешь свои стихи и песни», - я тоже согласилась. Потому что я не знаю такого, раненого творчеством, человека, который в какой-то момент не захотел бы стать КАК ВСЕ. Без вот этих метаний и невстроенности в быт, а с желанием простого и человеческого – дом, дети, отпуск вместе, кот на коленях: я даже научилась шить и вязать, но эти занятия стали для меня пыткой и я бросила это.
Мой муж был спортсмен, и я бегала в спортзале в целлофановом мешке (так было надо). Я полюбила Шварценеггера и изучила бицепсы и трицепсы. Муж научил меня готовить и другим увлекательным вещам, необходимым для жизни. И вместе с тем во мне росло дикое чувство вины, что я не СООТВЕТСТВУЮ его прекрасности. И у меня совершенно не получается стать такой, как все. А он и сам измучился. Ему было даже тяжелее, чем мне.
Я могла сидеть у окна и смотреть на дерево. И мысленно разговаривать с ним час и больше.
И муж приходил на кухню, где я сидела у окна, и давал мне в руки книгу: «Что ты сидишь просто так, почитай хотя бы». И я брала книгу, открывала её и что-то ему отвечала, но мысленно продолжала разговаривать с деревом. И он ничем не мог вытащить меня из параллельного пространства, и страшно нервничал, и ничего не понимал. Это была очень сложная и тяжёлая жизнь двух разных людей, в которой один всегда прав, а другой пытается соответствовать, но заново родиться никак не может. Потому что, чтобы заново родиться, нужно сначала умереть – а умереть у меня не получалось, я не любила этого всего, я любила жить, сочинять и смотреть на деревья.
…Можно научиться варить щи и печь блины – но победить Природу – невозможно. Её можно только убить. А чтобы не было убийств, нужно жить с человеком из одного леса, с одного облака. И чтобы в душе у него было столько же молчаливого пространства, как и у тебя. Но вопрос соответствий так же сложен, как и вопрос смыслов, и постигается он интуитивно и не сразу. Но то, что ничего в этой жизни не бывает зря – это я знаю точно ))