Володя привёз меня утром в больницу — заранее, на всякий случай, по договорённости с врачами — всё-таки тазовое предлежание, ребёнок упрямо не хотел переворачиваться в нужную сторону, но мне говорили, что это бывает в последний момент, что вдруг что-то там внутри раз, и срабатывает, и младенец поворачивается правильно.
А мама говорила: не бойся, я тебя родила весело, быстро, врачи смеялись, когда ты появилась на свет, потому что ты не заорала, а всем показала язык — вот увидишь, и у тебя всё будет так же весело и быстро.
Ну да, шоу началось сразу же, как только Володя скрылся в окне — я с тоской смотрела ему вслед и думала о том, что не хочу и дня находиться в этой неуютной палате, лежать на этой железной койке — и в этот момент у меня отошли воды.
Я не поняла, что случилось, но будущие мамашки хором нервно заорали:
— Аааа!! Ты рожаааешь!!!
Пришла медсестра и перевела меня в палату для рожениц. Здесь мы лежали с девочками, у которых счастье было уже на подходе. Девочки кричали, метались и плакали, я же пока ещё только стонала от начинающихся схваток и переживала, что рядом нет врачей.
Сначала увезли рожать одну девочку, затем вторую. Но я уже плохо соображала, боль перекрывала все мысли и все понятия о времени. Я держалась руками за уже до меня погнутые железные прутья спинки кровати и пыталась дышать так, как мне сказала бабуля-уборщица, намывающая мою палату. У меня ничего не получалось, боль отключала все реакции.
Затем ко мне пришла врач и сказала, чтобы я не кричала, потому что в соседней палате лежат те, кто только что родил, и им нужен покой. И я перестала кричать, а только сдавленно стонала, периодически падая в бездну, отключаясь.
В себя я пришла, когда услышала крик врача: «Почему ты не орёшь??? Ты же рожаешь, у тебя ребёнок задохнулся уже, почему ты никого не зовёшь на помощь??..»
Меня перекинули на каталку и повезли в родильную комнату.
— Выпала петля пуповины, — говорила врач, — ребёнок задохнулся, обмотавшись пуповиной. Сердцебиения не слышно!! — орала она. — Срочно вызывайте бригаду на кесарево!!
Затем она наклонилась и сказала мне внятно:
— Если ты сейчас не родишь, то ребёнка мы спасти уже не сможем. Тужься я тебе сказала!!!
И тут я вспомнила всё своё лыжное прошлое, поднатужилась и со страшным криком и жуткими разрывами родила… Не знаю, как. Ребёнка подхватили и потащили под какой-то «колпак». Ребёнок молчал, я услышала слово «асфиксия».
А вот потом наверное было самое страшное….
Врач сказала: «Ничего, родить смогла — и это выдержишь». Анестезии тогда не было, или её не делали просто. Когда я увидела иголку и нитку, которой меня будут зашивать, я поняла, что вот она и наступила, расплата за все мои весёлые дни. И что такое ад можно понять, даже туда не попадая.
Мне наложили 8 швов, внутренних и внешних. В моменты, когда в меня втыкали иголку, тащили нитку, втыкали опять и завязывали узлы над каждым швом, я вспомнила всех фашистов, всё гестапо, пытки и всё самое ужасное, что когда-либо видела в кино или читала в книгах. И я поняла, что сейчас начну рисовать карты и расскажу, где находятся партизаны, начну называть имена и фамилии командиров… «Пятиконечные звёзды вырезали на наших спинах панские воеводы» — взрывалось в моей голове. Нет, Маяковский, я не герой… и я не могу вынести пыток молча или с достойной песней… На тот момент у меня даже не было слёз, они кончились, и всё пересохло во рту. Но мне не давали пить — наверное, было нельзя.
…Алису принесли на второй или третий день, я запомнила её глаза, распахнутые и полные ужаса. Новый человек вцепился в мою грудь, начал жадно есть и тут же заснул. Я могла разве что лежать или немного стоять, грудь болела от молока, тело болело от перенесённых страданий — но я испытывала только счастье. Я уже почти забыла весь этот ад и ужас, который нам вместе пришлось пережить, прижимая этот кулёчек, который выжил, который меня сразу узнал, с которым теперь никогда ничего не случится, потому что я всегда буду рядом.