она не вернётся к тебе, не жди, такого уже не будет.
Ты видишь другое совсем кино, придумав свои сюжеты,
да нет, всех простила она давно, и дело совсем не в этом.
Забыто, размыто как дым, вода, по правилам — стыло, тало.
О, если бы ты к ней пришёл тогда, когда она подыхала,
когда она, скорчившись и дрожа, тряслась на больничной койке,
и каждое слово острей ножа врезалось в её подкорку,
когда добивал её каждый бред, гоняясь за ней по следу,
когда выходила она на свет, пугаясь и тьмы, и света,
когда невозможно унять пожар, и трудно понять, кто рядом…
А мог бы держать её, удержать, как было давно когда-то,
как было давно, до разлук и слёз, и так и осталось где-то,
когда ты её из роддома нёс в большом одеяле с лентой,
когда ты качал её, напевал, и ей говорил тихонько
понятные только вам с ней слова, понятные вам, и только,
когда ты её выносил во двор — всё кажется, что недавно —
она это помнила до сих пор, но как-то совсем туманно,
но больше запомнилось: тень в окне, всё глуше шаги, всё дальше,
а далее — прочерк, и снег, и снег, и холод сквозной, звенящий.