И всё-таки.
Как родитель, как учитель и вообще – хочу понять, откуда и в какой же момент в ребёнке, в подростке формируется такая несносная дрянь, которая перекрывает все остальные стороны его души, просто стирает их, подчиняя только одной идее разрушения, основанной (что мы видим по истории данной личности) на идее великого созидания?..
Если брать детство, то в данном случае оно довольно благополучно: мать тащит последний кусок своему чаду, обожает его, слушает. Отец вступает с ним в конфликты, но умирает довольно рано, внезапно и будучи совершенно здоровым, когда мальчику всего 13 лет. В выборе он свободен, даже школу бросил. Хочешь стать художником?.. – вот тебе краски! Хочешь заниматься музыкой?.. – вот фортепиано!.. Вон, даже садик вырастил, когда увлёкся ботаникой. Называл это «окружающий мир». Бросил потом, ботаника – не его призвание. Но он любил именно такой мир – молчаливый и «окружающий», терпеливо ждущий его с лейкой. «Он оживал на природе!» – пишет о нём друг его юности. О да, «окружающий мир» ничем его не раздражал. Он его слушал и успокаивал. Некая параллельная реальность.
Любимое чтение с детства – мифы о немецких героях, это был его мир, которому он принадлежал. Это был очень серьёзный мир войн и побед, мир самых высоких иллюзий и самых глубоких погружений. Видимо, напряженный интерес к героям немецкой мифологии сделал его особенно восприимчивым к творчеству Вагнера, – с тех самых пор, когда в 12 лет он услышал оперу «Лоэнгрин».
Но всё-таки ни мифы, ни Вагнер, ни тем более занятия ботаникой не смогли бы сделать из человека монстра, потому как родился-то он всё-таки человеком – с талантами, своими привязанностями и с детства много размышляющим – где же произошла сдвижка в сознании этого пока ещё ничем не опасного подростка?..
Идём опять в семью – мать ладно, с ней всё более-менее понятно, а что там с папашей?
Итак, отец – жёсткий, властный, авторитарный человек, слово которого всегда оставалось последним. Незаконнорожденный сын бедной служанки, самостоятельно сделавший карьеру госчиновника, чем безмерно был горд. Будучи дважды вдовцом, он женился на матери Адольфа, которая была младше его на 24 года и являлась его дальней родственницей. Мать же боялась и безмерно уважала мужа, и чтила его память почти религиозно.
От отца Гитлер и унаследовал вышеперечисленные черты своего характера, плюс ко всему, отец никогда не скрывал своего антисемитизма – мальчик впитал и это.
Так же атмосфера в реальном училище, куда он поступил впоследствии, была решительно пронемецкая: учащиеся были против общественных институтов, школьных религиозных служб и династических праздников. В «Майн кампф» Гитлер описывает, как проводились сборы денежных средств в чью-нибудь пользу: «Звучало приветствие «Хайль!», а вместо австрийского гимна пели «Германия превыше всего», несмотря на предупреждения и наказания»». Шестнадцатилетние подростки были фанатами своей страны и своей нации.
Гитлера даже как художника совершенно не интересовали другие страны и культуры – только Германия. Он бредил словом «империя». Но он и не был одинок – националистические настроения были очень сильны в стране, и связано это было, прежде всего, с притоком в неё славян, венгров, итальянцев и чехов. Что же касается учителей, то они и сами не скрывали своих националистических взглядов. Так незаметно из души будущего фюрера политика вытесняла искусство. Сделать страну сильной империей, очистить её от другой крови и бросить все силы на организацию самого мощного и рационального государства – только эта идея вскоре завладеет всеми его помыслами. А почва была уже подготовлена – этого хотели многие. Оставалось создать крепкую партию и возглавить её. Но это будет потом.
…Ну и ещё один штрих к портрету ничем ещё не примечательного молодого человека, это его первая любовь.
Влюбился он страстно и навеки в девушку по имени Стефания, и где возможно ходил по её следу и наблюдал за ней, преимущественно издали. Он любил её и был ей верен больше 4 лет – почти до своих 20, ни разу не предприняв попытки приблизиться к ней и познакомиться – он мог только переглядываться с ней, проходящей мимо в сопровождении своей матери. Но, несмотря на это, в голове своей он уже построил всё: и дом, в котором они живут, и все подробности и детали. В своём мечтательном воображении он знал о ней всё, и был уверен, что юная валькирия разделяет все его взгляды и так же страстно любит его, как и он её. За все эти годы он ни разу не сменил объект обожания и оставался ей верен, даже уехав в Вену. Достаточно было одной улыбки, чтобы он весь день был счастлив, и, наоборот, если она не обращала на него внимания, он ненавидел весь мир.
Почему он ни разу не попытался даже на шаг приблизиться к ней, объяснялось тем, что она была его мечта, идеал, то совершенство, которому посвящают стихи и жизнь, и навсегда обручаются в мечтах. На деле же он страшно боялся, что она отвергнет его и он потерпит поражение, поэтому предпочитал терпеть и дожидаться того времени, когда ни одна женщина уже не сможет отказать ему. Его мечта в глубине его сознания стала несокрушимой реальностью, и настоящая реальность была уже не важна.
…Да, и ещё одна деталь, просто, ни к чему: юный Адольф ходил всегда с тросточкой и иногда вертел её в руках. Но выглядело это скорее не смешно, а зловеще.