Голодное детство в деревне, уберёгли, не помер. Ушёл на войну в 41, пришёл с победой весь в орденах и медалях, вернулся в свою деревню, начал работать. Не сошёлся с руководителем парт.ячейки, назвал его вором и задушителем, после чего явились к нему с обыском, да ничего не нашли, кроме медалей, аккуратно завёрнутых в тряпицу и положенных в новый хромовый сапог.
За неуважение к государственным наградам получил солдат Лесков 25 лет работ в шахте и был сослан в лагерь, и освободился только после смерти Сталина. Обид ни на кого не держал, а так-то выпивал, не без этого.
Другой солдат Плотников воевал на японской и приходилось ему участвовать в расстрелах. Так и вспоминает: приезжаем, перед нами шеренга врагов-японцев, кто там из них кто, женщины или мужчины – не смотрим, выкашиваем всю шеренгу и уезжаем. После этого получаем бутылку рома и пьём до забвения.
Вернулся солдат с войны конченным алкоголиком. Так и жил, и пил, и помер, не поняв, что, почему и как.
А приятель мой (фамилию называть не буду) вернулся после Чечни, и услышала я от него подобную же историю. Как приходили они в чеченское село, выгоняли всех из домов – детей, стариков и женщин (предположительно, это были семьи боевиков) и расстреливали. А потом возвращались на базу и пили, пили. И пришёл он оттуда тоже законченным алкашом, какое-то время кодировался, сопротивлялся, но потом всё равно срывался и не пить не мог.
…А Сансаныч вчера спрашивает: да почему же так много пьют на Руси?..
Мы едем на машине по просёлочной дороге, за окном бескрайнее поле, снег, отчего в душе и печаль, и жалость одновременно.
Да кто почему, Сансаныч...
Сансаныч кивает, машет рукой, глядит в окно, а там всё туман, туман…
Когда в тумане – душа болит меньше