Выло омутом, стылым голодом — всё вода.
Только то, к чему прикасались тонкие пальцы её,
лёгкие руки её,
тихие звуки её —
он хранил глубоко где-то в памяти, не отдавал.
Проходили сквозь боль и холод чужие дни.
Оставались вдали какие-то имена.
Он зачем-то слова и голос её хранил.
Где-то там, глубоко внутри,
где-то глубже дна.
(и там ещё, далеко –
там, может быть, материк,
за этим материком – совсем глубоко внутри –
из воздуха, из песка, да нет, из воды-воды,
за гранью материка, за светом от той звезды,
летело – да не сбылось, дышало – запутал след,
а сколько там было звёзд на небе и на земле –
не видел, не знал, не мог увидеть и сжать в горсти,
одну только уберёг, потом отпустил – лети…)
…попробуй теперь, поймай
всё то, что исчезло вмиг,
на землю пришла зима,
сковала их материк.
войди в этот день, как в сон,
прими эту боль и сплин.
а воздух был невесом,
теперь он
невыносим